– Я испытываю к тебе точно такую же жажду, которую испытывал разве что в детстве, наигравшись на улице. Да, я, пожалуй, наигрался и готов начать серьёзную семейную жизнь.

– Ты опоздал.

– В смысле? Разве не ты всё время тянула меня в загс? Я образно.

– Хорошо, тогда я тоже образно: то было зимой. Кто тебе сказал, что хочу серьёзной жизни? Тем более на улице весна. Сейчас, как никогда, я хочу жизни лёгкой, бесшабашной, безумной.

– Предлагаешь мне ещё поиграть на улице?

– Конечно. Потом утолим жажду вместе.

– Мне будет страшно за тебя. На улице так много безумцев. Тебе не кажется, что в городе все немного сошли с ума?

– Так солнце вышло.

– Похоже, у тебя тоже?

– Вообще-то, я на луну смотрю.

– Актуально, – посмотрел я на часы, которые поставили мне двойку за предложение.

Она оставалась у меня до тех пор, пока мне не надоело, не надоело, что она уходит.

Артур склонял меня к сожительству, весна – к свободе, самолюбие – к браку. Я была слишком юной, чтобы понимать, что в любой бытовой весне не хватает свободы. Однако надо было решаться. Тем более, многие из подруг давно замужем. Поживу, а там видно будет. «Хочешь узнать человека поближе, приди к нему с вещами», – приехала она однажды с ними.

* * *

«Мужчины, мужчины. Бестолково спорить с женщиной, которую любишь, всё равно придётся мириться». Кофе улыбался. Глядя на эту улыбку, я понимала, что умение радоваться жизни – самое необходимое из всех. Никто не сможет этому научить, только сама себя. «Мужчины, мужчины, как плохо вы нас знаете. У каждой женщины есть свои плюсы и свои минусы. Женщина – ток, ни дать ни взять. Кого-то ударит, а кто-то сможет от этой розетки светиться всю свою жизнь».

В это время Артур смотрел в потолок, он знал, что в ожидании главное – дождаться. Когда он спорил с женой, одна часть его тела была полностью с ним солидарна, другая же сомневалась, у неё уже были совсем другие планы на эту ночь. В ссорах имелась своя особая романтика. Несмотря на скандалы, мы были надушены любовью. «Романтика – это духи любви», – соглашался он, но всё ещё не мог заставить себя подняться и пойти к Шиле на кухню, откуда несло кофе.

– Злой ты какой-то, едкий.

Глаза её были, как две большие маслины, в которых сейчас вместо меня отражался совсем другой человек. Она будто смотрелась в зеркало, когда выкладывала свои аргументы. Как мало надо, чтобы помнить, как много надо, чтоб забыть. Женщины – существа злопамятные, но меня это не пугало.

– Чего же не ешь?

– Пить хочу.

– Кофе будете?

– Кофе на ночь не хочу.

– А что вы предпочитаете на ночь?

– Одеяло.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

– Да… и в секс с первого прикосновения.

– Правильно, мужчину надо любить, очень любить, так, чтобы у него не оставалось сил на глупости. Глупости – женская прерогатива.

Горизонт хотел склонить солнце к сожительству, но оно не склонялось. По крайней мере в нашем языке. Оно долго гуляло с горизонтом, пока, наконец, не добилось своего и не вышло за него.

* * *

Коты играли, собака тявкала и тоже просилась в игру, но её брали неохотно. Ребёнок в люльке в соседней комнате. Я наблюдал за зверинцем, между тем Вика рассказывала о своей любви к животным так страстно, что мне показалось, как последние вдруг полезли у неё отовсюду, я чувствовал, как набухают с каждым словом её соски и открывается течь, и вот уже щенки лезли у неё из всех щелей. Марс занимался кофе, выставляя на стол чашку за чашкой. Высокий, красивый, с сильными волосатыми руками, которые сейчас добывали кофе. Марс был планетой во всех отношениях. Его появление, словно шампанское, поднимало всем настроение, что дома, что на работе, что на земле, что в воздухе. Все мечтали попасть в его отряд, зная, что в этом случае полёты наяву пройдут, как во сне. Кофе-машина была на пределе, она гнала, словно боялась опоздать. Кофе-машина гнала нам самое дорогое кофейное дерьмо в мире, мы пили лювак. Я вчитывался во вкус, проворачивая в голове технологию его приготовления на фабрике. А фабрикой был мангуст, кофе проходил, как по конвейеру, сквозь зверька, ферментируясь, потом его собирали, сушили и жарили люди. «Для полного комплекта в комнате не хватало только мангустов». Вкус у кофе сладковатый, навязчивый, как всякое дерьмо, вино пошло бы лучше, но я был за рулём.

– Разве ты не понимаешь, что первый сын бывает только раз? – пытался совратить меня Марс.

– Но почему из-за этого надо упиваться вусмерть? – вмешалась в мою защиту Вика.

– Почему вусмерть? По бокальчику.

– Как ты?

– Мне можно, – усмехнулся пьяным скрипом Марс. – Мне можно, я отец.

– Долго будешь гордиться?

– Всю жизнь, – махнул рукой на нас Марс и прикончил очередной бокальчик.

Я стал законопослушным. И уже не хотел рисковать, как мог себе позволить года три назад. Что-то случилось. Шабаш бесшабашности, авось в авоську, экстрим в экскременты. Полный лювак.

Вика болтала без умолку, было слышно, что у неё накопилось, а излить особо некому, так как Марс разговорчив, только когда выпьет. Стоило ей только остановиться на каком-нибудь предмете, как она начинала во всех подробностях освещать, откуда он у неё взялся и куда делся, будто это был не обычный трёп, а роман с предисловием, в котором автор хотел напомнить во всех красках содержание предыдущих серий. Сейчас мы остановились на холодильнике, который они купили недавно (где, как, когда и почему) и который теперь было не закрыть. Я внимал. Где-то рядом я услышал странные хлюпающие звуки, потом потянулось нытьё.

– Это откуда?

Мама показала мне на трубку. Которая уже совсем разрыдалась.

– А, удобно.

«Какое счастье». Вике пришлось свернуть тему холодильника: быстренько покидать туда всё своё барахло и захлопнуть. Она тяжело встала и вышла в другую комнату, чтобы успокоить малыша.

– Скоро их тоже начнут таскать за хвост, – указал я на котов, которые никак не могли угомониться.

– Ага, скоро у них начнётся настоящая жизнь. Скоро они поймут, кто в доме хозяин. Маленький Фёдор, который сейчас ноет в коляске. Это и будет ваш новый хозяин.

Кот навострил уши, будто понял, что дело пахнет жареным.

– О, по-моему, он понимает? – взяла кота на руки Шила, несмотря на то, что у неё была жуткая аллергия на кошек. Она не могла себе отказать в этом удовольствии.

Шила так ласково гладила кота, что ему захотелось поменяться с ним местами или хотя бы шкурами. Марс посмотрел внимательно на Шилу: «Она была стройна, как юное цветущее растение. Я никак не мог понять, как в этом тонком девичьем стебельке умещается такая большая душа».